Вейский цикл

[beldmit]

По наводке Камышового Кота я перечитал «Вейский цикл» Юлии Латыниной. Собственно, я его читал лет 25 назад, начал с первой версии «Колдунов и империи», а потом и «Сто полей» и «Инсайдера». Помнил я цикл довольно смутно, в голове осталось, что это аллегория реформ в России пополам с учебником экономики для чайников, а персонажи остались в голове совсем пунктиром. Казалось мне, что они воплощают некие стереотипы, объём обретают в основном за счёт этих стереотипов, а ещё Латынина - мастер ярких эпизодов (эпизод из 13 главы «Колдунов», диалог реформатора Арфарры и мягко говоря коррупционера Чареники посмотрите, он прекрасен и на все 30 лет мне врезался в память, положу в комментарии) и это придаёт книгам яркость. Опять-таки прекрасный язык, великолепные стилизации…

Цикл можно разделить на 3 части. В «Полях» и «Колдунах» земляне действуют, и то, что они земляне - важно. В мелких повестях земляне есть только в «Деле о пропавшем боге», остальные - очень удачная стилизация под, видимо, китайскую прозу (не читал, ассоциации такие, критикам верю). Особняком стоит «Инсайдер», который, в общем, честный триллер.

Собственно, вопрос Кота был, живые ли там персонажи. Мне помнилось, что они там именно что стереотипные, но яркие. Живым мне кажется персонаж, который способен удивить читателя, оставаясь при этом в логике своего бытия. Оценка, разумеется, субъективная. И этому критерию, оказывается, соответствует довольно много ключевых персонажей. Пожалуй, это Шаваш, растущий от мелкого, хотя и очень целеустремлённого жулика, до почти максимума высот, Ашиник, хотя у него далеко не все повороты судьбы обоснованы, и Марбод Кукушонок. Вероятно, государь Варназд, хотя он большую часть своего - но это его собственный объём - набирает в последней книге. А вот очень деятельный Киссур, кажется, остаётся сам собой. Другой вопрос, что я его запомнил как аллюзию к чеченцам, а он - полевой командир с представлениями о прекрасном и без малейшего желания остановиться перед кровопролитием.

Там есть много других ярких персонажей, которые живые в другом смысле - что живые люди вели бы себя в их обстоятельствах примерно так (если бы ума хватило, например, что не всегда тривиально).

«Инсайдер» у меня шёл очень туго. Потому что помимо триллерной составляющей меня безумно триггерило то, что вопросы внедрения народовластия с существующим (и даже, в общем, несколько лучшим) народом так и не получили внятного решения за прошедшие 25 лет. Кажется, Латынина там честно поставила на то, что благой диктатор может навести порядок, ну а кровь - что кровь? И в общем, в текущей реальности мы видим, как оно работает не в книгах. Быстрые решения не работают, а медленные требуют офигенных ресурсов и долговременной политики (которую, кстати, отчасти воплощает Шаваш - но его государь Варназд совершенно справедливо аттестует негодяем). В общем, цитируя Высоцкого,

И, об стакан бутылкою звеня,
Которую извлек из книжной полки,
Он выпалил: «Да это ж про меня!
Про нас про всех, какие к черту волки?!»

Цикл (особенно те части, где действуют земляне) чётко отражает взгляды, видимо, начала 90-х, что стоит запустить условно нормальную экономику - и всё остальное приложится. Оказалось, однако, что можно построить рыночную экономику и почти ничего кроме.

Отдельно жаль, что нет ни одной книги от лица Идари, жены Киссура. Но это явно должно быть сюжетом из следующей книги, которую мы вряд ли увидим.

Comments

[beldmit]

Чареника медленно поднимался по мраморной лестнице. Перед ним двое варваров в зеленых кафтанах, пыхтя, тащили в кабинет первого министра короб с круглым верхом. На верхней ступени короб грохнулся о пол, крышка с него сорвалась, и он полетел вниз, рассыпая из себя разноцветные листы, – облигации конвертируемого займа.

Чареника горько вздохнул и поднял один из листов: на нем была его подпись. Да, теперь эти бумаги стоили меньше подписи казненного. Арфарра, конечно, отменит все обязательства по займу. Быть того не может, чтобы он позволил народу заниматься ростовщичеством по отношению к государству; а нехватку в казне Арфарра восполнит поднятыми вдвое налогами, да напечатает столько денег, что они подешевеют в десять раз, да конфискует неправедно нажитое… Чареника вздохнул, понимая, что скорее всего окажется не в числе конфискующих, а в числе конфискуемых.

Варвары запихали облигации в короб, и теперь он у них не застегивался. В начале лестницы стоял жертвенник какой-то священной змее, в плошке жертвенника горел огонь. Варвары высыпали бумаги в огонь и поволокли короб вверх по лестнице. Это были, несомненно, те облигации, что скупили Шимана и другие «красные циновки». Киссур, вероятно, захватил ящики в домах главных бунтовщиков. Сколько там могло быть? Не меньше четверти от общего объема всех пяти эмиссий…

Чареника вошел в кабинет Арфарры, и от картины, представившейся ему, невольно заныло сердце. Несмотря на теплый день, старик сидел, закутавшись в пуховый платок с серебряными кистями. Перед ним горел камин, а справа от камина стоял ящик с облигациями. Арфарра доставал облигации из ящика и подкладывал их в огонь.

– Как вы думаете, – сказал Арфарра, аккуратно подправляя серебряными щипцами бумажную пачку, – сколько их осталось у лавочников?

– Не думаю, – осторожно сказал Чареника, – что маленькие люди сбыли все. Многие надеялись, что дело кончится миром, а на следующий день биржу уже закрыли.

– Верно, – сказал Арфарра, – тут примерно треть облигаций, и, полагаю, их купили в основном у чиновников. А две трети остались у маленьких людей.

– И что же будет теперь?

– Правительство, – сказал Арфарра, – обязано выкупить все по номинальной стоимости. Для этого придется пустить в продажу государственные земли.

Чареника вытаращил глаза на пылающий камин. Арфарра сидел с невозмутимым видом и кидал в огонь разноцветные пачки. Удивительное дело: только что он жег бумажки, а теперь – живые деньги, и Чареника просто слышал, как эти деньги пищат и кричат.

– Господин Нан, – проговорил Арфарра, – получил в наследство пустую казну. Он не стал плодить бумажные деньги. Раззадорив алчность своих друзей, он сумел сделать так, что в последние месяцы погашение государственного долга ничего не стоило. Полагаю, однако, что раздача имущества за облигации обернется слишком большими злоупотреблениями. Но если продать государственные земли, а деньги употребить на погашение займа, можно будет успокоить простых людей.

– Гм, – сказал Чареника, – это зависит от того, сколько облигаций будет предъявлено к погашению.

Арфарра насмешливо поглядел на бывшего министра финансов и сказал:

– Тут, господин министр, тридцать два ящика, в каждом – пять миллионов по номиналу. Вычтите из общего числа и посчитайте.

Чареника поклонился и сказал:

– Ваше благородство поистине удивительно! Кто бы устоял перед искушением! Сжечь бумаги, которые завтрашний декрет обратит в миллионы!

– Да, – сказал Арфарра, – вот второй час жгу, чтобы меньше осталось. А впрочем, господин Чареника, помогите мне!

Чареника, под пристальным взглядом Арфарры, нагнулся, взял пачку и подержал ее в руках. У платья его были длинные рукава, и Чареника показалось, что пачка, как живая, хочет поползти вверх по рукаву. Он вздохнул и бросил пачку в камин. Потом другую, третью. Когда он бросил четвертую пачку, ему стало слегка не по себе, и он присел.

– Господин министр, – сказал Арфарра, – вы, я вижу, устали, вам сейчас трудно жечь эти бумаги. Отправляйтесь-ка лучше домой, возьмите ящик и сожгите его дома.

Чареника хлопнул глазами и сказал:

– Гм, – я мог бы сжечь два ящика.

– Полтора, – отрезал Арфарра.

Старик щелкнул пальцами: вошел стражник, выволок откуда-то огромную корзину, опростал в нее ящик облигаций и еще пол-ящика. Два варвара – один белокурый, другой рыжий – подхватили корзину за ручки и встали позади Чареники.

– Так вы, – справился Арфарра, – поддержите это предложение: возместить маленьким людям их убытки?

– О чем речь! – вскричал Чареника, – маленькие люди – опора государства, как можно обижать их?!

Чареника ушел. Огонь в кабинете Арфары горел еще часа три. Золотоглазый старик грелся у горящих облигаций и читал заметки и бумаги своего предшественника. «Удивительная вещь алчность, – думал Арфарра. – Этот человек нажил накануне на продаже облигаций около восьмидесяти миллионов. За эти полтора ящика он заплатит себе пять и еще два с половиной… Великий Вей, если бы я на минуту отвернулся, он бы сунул себе пачку в рукав!»